Сергей Юшкевич: интервью

Я не хотел бы жить вечно

Сергей Юшкевич о любовном ожоге, аномальности эмиграции и спектаклях-долгожителях.

16 июня в «Современнике» вышла премьера по рассказам Ивана Бунина «Случайные встречи». Вы привели в театр режиссера Гульназ Балпейсову и говорили, что у вас сложился невероятный творческий тандем.

Я видел все пять спектаклей, которые Гульназ поставила в Театре Вахтангова. В три из них я был просто влюблен, включая работу по Бунину «В Париже». Потом через два-три сезона почему-то спектакль сняли из репертуара и я обращался к Римасу ( Римас Туминас - худ рук театра Вахтангова) с просьбой вернуть его. Потом решил, что Гульназ могла бы его сделать у нас: если спектакль закрыли на Арбате, мы могли бы его открыть на Чистых Прудах. Она пообщалась с нашим директором, и он предложил сделать лабораторную работу. Я бесконечно благодарен Гульназ, потому что многие серьезные режиссеры, а она именно такая, отказываются принимать участие в экспериментах: они либо делают, либо нет. А Гульназ согласилась и сделала потрясающий отрывок на 40 минут. Она знает и чувствует Бунина, и по другому быть не могло. После этого тут же получила разрешение от нашего руководства делать полноценный спектакль, и кажется, с этим справилась очень хорошо. Конечно, это совсем другая работа, но саму природу, фактуру, очарование Ивана Алексеевича Гульназ она сохранила. Для Гульназ самое главное – донести автора, как он есть. Она очень внимательно относится к каждому писателю. Таких режиссеров крайне мало. Обычно любое произведение – это лишь повод для самовыражения, но Гульназ этой чушью не занимается, она долго изучает, исследует, принюхивается, погружается, а потом уже делает (прим. редакции: ближайшие спектакли 10 и 26 октября).

В анонсе написано, что все герои спектакля стремятся найти ответ на извечный вопрос, что такое любовь. Вы для себя определились с этим понятием?

Это похоже на ожог, такой солнечный удар, как у Бунина, гематому и северное сияние одновременно. Что-то, от чего невозможно никуда деться или убежать, эксклюзивное посвящение, когда ты не знаешь, что с этим делать. Такой редчайший случай не к каждому приходит, не каждый этого достоин, да и не все в нем нуждается. Это и больно, и сладко, и прекрасно, и безалаберно, и гипер ответственно одновременно. Любовь – это история для сильных и смелых людей и нужно быть достойным, чтобы она случилась. Говорю это, как человек, у которого 1 декабря будет 24 года совместной семейной жизни. Это трудно, тут нечего скрывать. Есть люди, которые живут и 50 лет вместе – это марафонцы, исполины, потому что быть вместе – непросто. Уровень сложности у каждого свой и с течением времени вы оба меняетесь. За всем этим ты, как хороший садовник, должен ухаживать, все это лелеять, любить, и очень много уделять времени, внимания, терпения. Не каждый человек располагает такими ресурсами. Тянешь эту лямку – и иногда даже вопреки, потому что случаются сложные периоды, и они длятся какое-то время, и нужно найти в себе силы остаться, удержать, самому не сбежать, не споткнуться, не сломаться, не разочароваться. Мы можем сделать акценты на одних вещах – и все закончить. А можем в этой же ситуации акцентировать внимание на чем-то ином, и за счет этого выжить и дальше вместе идти по жизни счастливым людьми.

Настоящая любовь заканчивается?

У Зингера во «Врагах. История любви» есть потрясающая мысль о том, что даже вечность не вечна. Поэтому, безусловно, все конечно, но, думаю, все равно любовь остается в наших детях, а они ее несут нашим внукам. Как энергия, как чудо, она сохраняется и живет в веках. А то, что она трансформируется, это безусловно, потому что мы меняемся, а вместе с нами и качество любви. Если любовь первого года была сумасшедшая, огненная, даже травмирующая, пугающая, то сейчас она уже переоделась в домашние тапочки и пижаму, но стала глубже и не менее интересна.

Серия Бунинских рассказов посвящена волне первой русской эмиграции. Как вы относитесь к этому глобальному явлению? Могли бы какую-то страну рассмотреть с этой точки зрения?

Точно нет. Я в этом смысле старовер, у меня страна одна, здесь родился, здесь и умру. Для меня это принципиально и важно. Я сейчас спокойно переживаю, что нет возможности поехать за границу. Нет ни желания сейчас такого, ни настроения. Я восхищался многими странами, когда там находился, но Родину мне ничто не заменит. Заехать куда-то и провести пару недель – да, с удовольствием. А жить, как мне кажется, нужно дома. На русских, которых встречаю в Европе и Америке, я смотрю с сожалением: это как цветы пересаженные. У меня дома много растений в горшках, и когда их переставляем с одного подоконника на другой – это ситуация нормальная. А если представить свой цветок в окне чужого дома – это какая-то потеря и для него, и для меня. Какая-то в этом есть аномалия. Мы были в Нью-Йорке на гастролях в 2004 году, нас привели в ресторан «Самовар», где собрались русские. Они интересовались большей частью тем, насколько там у нас все плохо. Такая попытка с их стороны оправдать свое существование.

Вы считаете, что в другой языковой и культурной среде русский человек не может состояться как личность?

Таких примеров единицы. Мне кажется, происходит какая-то ампутация, когда человек покидает свое насиженное место, если у него только нет какой-то серьезной цели, либо причины. Очень многие признаются: «Сережа, мы сюда приехали за мерседесом и колбасой». А дальше все эти сбежавшие все равно начинают кучковаться друг с другом, а в местное общество практически не прорастают. Честно вам скажу, чем меньше таких людей здесь, тем Россия будет лучше.

В 2011 году вышел спектакль «Враги. История любви». В чем секрет актуальности и целостности этой работы по сей день?

Мы просто любим этот спектакль и сам Евгений Михайлович говорил, невероятно, что в нем сохраняется столько жизни. Для меня лично это огромная удача встречи с такой литературой и таким режиссером. Не каждый день случается подобное. Сначала Арье поставил его в театре Гешер в Тель-Авиве, а потом уже у нас. Просто в Израиле народу, интересующегося театром не так много, поэтому все спектакли обычно идут два-три сезона. «Три товарища», допустим, мы играем уже 24 года, в 1999 году была премьера, и до сих пор аншлаги. В Израиле таких долгожителей просто нет! Даже если спектакль прекрасный, приходится очень часто обновлять репертуар. У нас совершенно иной принцип. В русском театре удачные спектакли играются годами и десятилетиями. А за границей часто «убивают» замечательные работы совершенно не готовые к смерти. Хотя есть исключения: в Лондоне, к примеру, «Мышеловка» Агаты Кристи играется десятилетиями.

На ваш взгляд, искусство требует жертв?

Говорят, если ты будешь любить свое дело, то не придется работать ни одного дня в своей жизни. Вот только наша история она круглосуточная. Когда мы выпускаем спектакль, меня нет ни для кого. Даже если я физически присутствую дома, меня все равно не существует. Ты этому отдаешь всю свою жизнь, часто за счет своих близких. Но это тоже не жертва. Если ты все это понимал и все равно пошел в профессию, то сделал осознанный выбор.

Как вы считаете, вы уже прошли главные жизненные испытания?

Жизнь полна сложностей и упущенных возможностей. Я служил в армии, долго поступал в театральный институт, и все это давалось очень непросто. Было множество препятствий на пути. Но главное и непоправимое то, что мы теряем близких. Когда ушла Галина Борисовна Волчек я думал, что просто умру. Произошла такая сильная психосоматика, что я полностью посыпался по здоровью и мир перевернулся. Я также потерял людей, которых очень любил, но они покинули нашу страну. Мне кажется, до последнего вздоха нужно быть готовым. Пока ты жив, твои мучения не заканчиваются. Я на самом деле очень рад, что все мы смертны. Не хотел бы жить вечную жизнь, клянусь, и рад тому, что конечен. Очень многого на этой планете я не понимаю, и не воспринимаю, во многом разочарован. Но есть у меня какие-то маяки, как семья, родители, которые до сих пор живы.

В каком месте вы бываете счастливы и стремитесь туда вернуться вновь и вновь?

Это в первую очередь моя квартира. Я выбираюсь, работаю, потом прихожу в себя среди своих девчонок – у меня две дочери и жена. Если есть возможность, мы вчетвером уезжаем куда-то и там пропитываемся друг другом. Мы такую кайфуху поймали во время пандемии! Многих это срубило, а у нас все наоборот. Я даже говорил: «Мы наконец-то познакомились спустя столько лет» Когда мы круглосуточно все вместе, тогда начинаешь ощущать семью в самом полном смысле слова.

У вас получается строить долгосрочные планы?

В первую очередь про них нам расскажут на открытии сезона и сборе труппы. Но я знаю, что режиссер Лейла Абу-аль-Кишек показала очень интересный отрывок в рамках лаборатории «Хочу, как О. Н.» (имеется в виду Олег Николаевич Ефремов) по тексту «Над пропастью во ржи» Селинджера. Она предлагает мне тоже принять участие в постановке. Если все это случится, то в декабре приступим к репетициям, и в марте 2024-го должны выйти на премьеру.